На днях одна моя очень хорошая знакомая метко заметила, что концерты Щербакова напоминают ситуацию в Ираке: в обоих случаях картинки, тексты и фонограммы можно получить в любой точке мира практически в реальном времени. Что, в случае Щербакова, позволяет заняться еще и оперативным литературоведением.
Несколько месяцев назад журнал Новое Литературное Обозрение (№72, 2005) опубликовал статью В. Беспрозванного о Нарбуте. В статье процитирован отрывок из воспоминаний Г.Иванова:
"Эйн, цвей, дрей — лосьону и одеколону, вот и три рубля. И бреют тоже — эйн, цвей, дрей — чересчур быстро. Рраз — одна щека, рраз — другая."
Что ж, утром в газете, вечером в куплете:
"Смену сдал, помылся, снял щетину со скулы
Айн, цвай, драй, - считает он..."
"Айн, цвай, драй" - замечательная вариация на несколько постоянных тем из джентельменского набора, которым МЩ пользуется вот уже по крайней мере двадцать пять лет. Интересно посмотреть как в "Айн, цвай, драй" развита одна из этих тем - тема чужого или другого.
Чужой в "Айн, цвай, драй" не только Фридрих. Несмотря на некоторый антагонизм поначалу, "не немец" Фридрих и "не шумер" геноссе главный инженер - два воплощения одного героя. Их единство подтверждается и прямым сравнением "такой же", и объявлением от единственного числа первого лица отъезда "хоть в Саратов, хоть в Житомир", два почти квинтэссенциальных замещения для двух обетованных земель на глобусе Советского Союза. Похожий двуединный персонаж уже появлялся в недавней песне "Кино-метро". Там его зовут граф Клейнмихель-Каганович, который построил для родины подземку вместо кегельбана. Фридрих и безымянный главный инженер куют для родины ядерные торпеды, ракеты и просто ядра. Но несмотря на сверхплановое стекловолокно, ни у Фридриха, ни у главного инженера роман с родиной, похоже, не задался. И вот уже "я вне доступа, майн фройнд, ищи меня свищи".
Здесь нашему автору полагалось бы спросить: "А теперь угадайте, что в этом во всём привлекает меня?" Ответ прост: "Ну, конечно же, звонарь, Боже ж ты мой!" Звонарь, появившийся к самому концу рассказа еще один двойник Фридриха, точно так же работающий сутки через двое, с грустью наблюдает со своей каланчи на пожарном подворье за всем происходящим. Звонарь - двойник Фридриха, не только и не столько потому, что у них одинаковый режим работы. Важнее общность мироощущения, потому что, в сём христианнейшем из миров, звонари тоже чужие. И потому звонарь остро чувствует, что черный весенний шторм смывает с материка береговые утесы из гордого камня, и знает, что не надо спрашивать никогда по ком плачет Анна: она плачет по тебе.
